– Привет, пиквикист! – Я
снимал трубку, еще не проснувшись, но, выбросив это смешное слово,
телефон произвел волшебный эффект лампы Аладдина. – Что новенького за
эти три года?
И словно при вспышке молнии, эти три
мимизанских года промелькнули перед моими глазами в ускоренной шутовской
процессии, напоминавшей какой-то slapstick.От дома – к Нотр-Дамскому коллежу. Оттуда – через «Морской бар» – к супермаркету Плажеко. От Плажеко – к дому.
Я сел, свесив ноги с кровати.
– Ничего. А у тебя?
– Куча всего. Надо встретиться.
– Знаю. Ты теперь большой человек в универе.
– Не валяй дурака! Есть действительно новости.
– И почему нужно сообщать их мне?
Мишель громко захохотал.
– Потому что после меня ты – единственный пиквикист!
Я начинал ощущать мурашки в кончиках пальцев –
признак окончания долгого, очень долгого периода онемения. Ощущение
могло бы быть приятным, но мне понадобилось три года, чтобы усыпить ту
часть меня, которая теперь возвращалась к жизни; я не хотел этого
пробуждения.
– Тебе надо приехать в Бордо. Сегодня вечером я жду тебя на Клемансо.
– Сегодня вечером? Я работаю.
– Значит, в субботу. У Крука! Как в старые
добрые времена… – И он небрежно прибавил: – Часто о тебе вспоминает. За
последние месяцы он немного сдал. Я думаю, если он увидит тебя, ему это в
самом деле пойдет на пользу.
Это не был аргумент, имеющий целью убедить
меня: Мишель ни секунды не сомневался, что я прибегу на встречу, как
верная собачонка. Он просто хотел дать мне достойный повод, он бросал
кость моей гордости.
Крук возвел глаза к небу:
– Да, мадам, я вас прекрасно понял… Ваш
замечательный друг, господин Демонбрюн… де Монброн горячо рекомендовал
вам мой книжный магазин… жаль только, что я никогда не слыхал о таком
господине!.. Один из моих лучших клиентов? Черт возьми… А вы уверены,
что не путаете меня со скобяной лавкой напротив?
Я нашел, что он вполне в форме, наверное,
потому, что после туманного намека Мишеля был готов к худшему. Правда,
на лице его появилось с полдюжины новых морщин и лицо стало еще немного
краснее, словно поднялись воды в бассейне красной реки. Но этот кармин
придавал ему почти праздничный вид. И безусловно, он не согнулся ни на
миллиметр и все так же уходил головой под потолок, как бы паря в
невесомости, подобно регбисту при вбрасывании, поднятому в воздух
товарищами по команде.
Прикрыв одной рукой трубку, другой он указывает мне на заднюю комнату.
– Он уже там, – шепчет Крук, – ждет вас. Избавлюсь от этой божьей кары и присоединюсь к вам!
Если Крук был все таким же большим, то его магазинчик, казалось, съежился до пугающе малых размеров. Этот эффект можно было объяснить какой-то деформацией памяти, но, вероятнее, причина была в существенном увеличении фондов шотландца, в необратимом нарастании осадочных наслоений, принимавших форму вздымающихся сталагмитами шатких стопок и массивных отложений, занимавших все столы, заполнявших полки, захватывавших уже и пол. Книги, везде книги. С лавочкой Крука произошло то же, что случается во всяком торговом деле, когда покупают больше, чем продают: затоваривание.
– А! Вы хотите обрадовать меня каким-то
предложением… Это очень мило с вашей стороны, но я не могу по телефону…
Хорошо, хорошо, говорите… Клод Фаррер? Анри Батай? У букинистов ими
забиты все мусорные баки! Мадам, не все, что старо, уже только поэтому
хорошо…
Мишель Манжматен с улыбкой на губах ждал меня в
задней комнате, – эту улыбку он, видимо, надел заранее, как только
услышал звяканье дверного колокольчика. На сибаритском брюшке Мишеля
вспучивалась черная с иголочки тенниска «Lacost». Редкие волосы блестели
от геля. Он долго разглядывал меня, а затем указал подбородком на
что-то лежавшее на столе.
– Взгляни одним глазком и скажи, что ты об этом думаешь.
– Что это?
– Как видишь, это страница из книги регистрации
пассажиров Британских железных дорог на линии Кале – Дувр от двадцать
пятого мая тысяча восемьсот семидесятого года…
Фотокопия была посредственная. На ней с трудом можно было различить графы оригинала и заполнявшие их каракули.
– Вот здесь, присмотрись…
Последовав за его указующим перстом, я с
большим трудом разобрал несколько имен и адресов: «Г. Марк Дамбрез,
негоциант, Лилль, г. Арман Дюмарсей, рантье, Париж, VI округ, г. Эварист
Борель, студент, Ноан-Вик…»
– И что?
Манжматен от души хлопнул меня по спине, воскликнув:
– Я так и знал! Я так и знал, что ты станешь изображать скептика… Хорошая попытка, но не прошла. Ты отлично понял!
– Что понял? Что твой Борель приехал в Лондон за несколько дней до смерти Диккенса? И что это доказывает?
– Франсуа, малыш, ты меня разочаровываешь… Ты
ведь не думаешь, что я стал бы тебя вытаскивать сюда, если бы не был
уверен! Ноан – это тебе ни о чем не говорит?
– Да, очевидно…
– Ну да! Милашка Жорж Санд, урожденная Аврора Дюпен, «дура набитая», по выражению Бодлера… А теперь идем…
Быстро шагая, он притащил меня в магазинный зал и остановился перед длинным рядом томов в желтых переплетах цвета мочи.
– Двадцать пять томов! Двадцать тысяч страниц!
Кому, к черту, еще интересна эпистолярная макулатура мамаши Санд?
Редактор шею себе на этом свернул. Этот Жорж Любен вообще был псих… но
псих организованный. Вот, смотри, указатель занимает целый том… Три
тысячи имен в алфавитном порядке с отсылками к пронумерованным письмам. И
вот тут обрати внимание на букву «Б»… «Борель, Эжен» – и далее не
меньше двадцати пяти отсылок!
– Эжен?
– Ага! Уже зацепило! Эжен Борель, виноторговец,
мэр Лашатра, друг детства мадам Санд, отец троих детей:
Мари-Жанны-Авроры, Жан-Этьена и… Эвариста!
– …которого в указателе нет…
– Ха-ха! Ты умеешь насмешить… Так потерпевшие кораблекрушение цепляются за мачту! Да, он не поименован… он вошел куда лучше…
Смотрим… смотрим… том двадцать второй, апрель семидесятого – март семьдесят второго, страница пятьсот двадцать восемь… Читай!
Из «Истории жирондистов» Ламартина он устроил
себе трон и плюхнулся на него со вздохом удовлетворения. Крук, все еще
прикованный к телефону, не отреагировал на святотатство. («Братья
Маргерит, мадам? Братья Маргерит… и что вы хотите, чтобы я с ними
сделал?»)
– Читай, я тебе говорю!
Ноан, 12 сентября 1870 года Г-ну Бюллозу, редактору «Ревю де Дё Монд»
Мой драгоценный друг,
Вам, возможно, уже нанес – а если еще
нет, то вскоре нанесет – визит один молодой человек, с тем чтобы,
сославшись на меня, предложить Вам некую рукопись. Сей молодой человек,
сын одного драгоценного моего друга, длительное время пользовался моим
доверием, вплоть до недавних пор, когда его горячечные и постыдные
суждения открыли мне его подлинную суть – молодого неблагодарного
честолюбца, лишенного к тому же всякого таланта, в чем Вы сами сможете
убедиться.
Однако на тот невероятный случай,
если бы эта химерическая болтовня привлекла Вас сенсационным сюжетом и
зазывным стилем, знайте, что публикацию ее на ваших страницах я почту за
личное мне оскорбление и встану перед мучительной необходимостью
отвратить от Вас и дружбу мою, и мое перо.
В совершенной уверенности, что
рассудительность Ваша убережет нас от этих болезненных крайностей, шлю
Вам, драгоценный друг мой, сие сердечное напоминание о себе.
– Ну, ты видал такое? «Мучительная необходимость»… Черт возьми! Вот сука…
Они вновь появились, эти мурашки, это что-то, шевелящееся
внутри меня. Я взглянул на Манжматена и в несколько секунд измерил
глубину той адской пропасти, в которую сорвется моя жизнь, если я не
удержусь от зависти. Я изо всех сил держался своей роли бесстрастного и
сомневающегося:
– А может быть, Санд была права… Может быть, речь и шла о какой-то «химерической болтовне»…
Уважаемые читатели, напоминаем:
бумажный вариант книги вы можете взять
в Центральной городской библиотеке по адресу:
г. Каменск-Уральский, пр. Победы, 33!
бумажный вариант книги вы можете взять
в Центральной городской библиотеке по адресу:
г. Каменск-Уральский, пр. Победы, 33!
Узнать о наличии книги
в Центральной городской библиотеке им. А.С. Пушкина
вы можете по телефону:
32-56-09
Комментариев нет:
Отправить комментарий