I hope to God
you will not ask me
to go to any other country
except my own.
На Бога уповаю –
да
не пошлет меня
топтать
иную землю,
кроме
родной моей.
Барбонсито, вождь навахов, 1868
Земля не знает памяти.
Ветер поднимает пыль вперемешку с
перекати-полем, ветер горд, что стер следы и разогнал тучи. Коль скоро мой
народ соткан из тех туч и ступает по тем следам, стало быть, нечего ему и
ждать. Никогда уже не явится Кокопелли играть на чахлой свирели, сгорбив спину,
с душой, падающей в объятья смертного голода. Не будет ни гнилозубого Орге, ни
Сойяля с треугольником, замкнувшим его уста, ни Нангосоху, что носит на лице
утреннюю звезду. Никто из этих заблудших душ не вернет нам нашу поверженную
гордость, дремлющие чувства, победу в бою, который мы проиграли, ибо сдались
без боя.
Никто.
Лишь сновидец, рожденный в забвении
и страхе, поведет нас по древней тропе, лишь безмолвный воин с горящим сердцем,
лишь сын этой земли, что не знает памяти.
Но помнит все испокон веку.
Начало
Глава
1
Тишину в городе нарушал только гудок
поезда.
По железной дороге, словно саблей
разрубившей надвое Флагстафф, несколько раз в день громыхали товарные поезда
компании «Амтрак». Локомотивы, крадучись как звери, проходили мимо
краснокирпичного здания вокзала, нимало не заботясь о своем хвосте – веренице
вагонов, как будто возникшей из ниоткуда и увозящей в никуда выцветшие
контейнеры с белесыми надписями на боках.
Иногда надпись на всех контейнерах
была одинаковой – «Чайна Шиппинг».
Экзотическое название вызывало в
сознании дальние места и заморский люд, о которых в этом городишке центральной
Аризоны, раскаленном докрасна под летним солнцем и белом от снега зимой, все
слышали, но видеть их никому не довелось.
Дав понять, что несут в себе не
более чем иллюзию, составы удалялись в ритме отсчета молитв по четкам. Медленно
и лениво громыхая по рельсам, они уплывали на восток и терялись из виду, как
параллельное им шоссе № 66, и оставляли за собой, как прощание или
предупреждение, пронзительное эхо гудка.
Калебу Келзо показалось, что он
слышит гудок даже здесь, сворачивая с Форт-Вэлли-роуд на Гравийное шоссе, как
все называют каменистую трещину в земле, протянувшуюся вплоть до кровавой раны
Большого каньона. Старый «форд-бронко» с недовольным скрежетом подвески,
которому вторил лязг допотопных инструментов в ящике на полу за его спиной,
перешел на новое покрытие. Калеб любил свой пикап, обляпанный пятнами
штукатурки под стать его рабочему комбинезону.
Хочешь не хочешь, а иного
транспортного средства при своем нынешнем материальном положении он не может
себе позволить. Он мало-помалу приспосабливал его к своим нуждам, по мере того
как та или иная деталь кузова или двигателя выбывала из строя. Нужда и
добродетель, крепко спаянные меж собой, колесили под одним номерным знаком по
разбитым дорогам Аризоны.
А уж это он умеет, черт его дери.
Калеб Келзо, в отличие от своих
земляков, видит впереди цель.
И эта цель – единственное, что
наполняет его жизнь смыслом. Главное – иметь цель, какой бы призрачной она ни
казалась. История не раз подтвердила правоту подобных взглядов. То, что многие
сочли бы бредом безумца, для меньшинства, исповедующего эту веру, звучит как
победное «ура».
Со временем, рано или поздно, он
достигнет цели, на которую положил немало лет. В один миг исчезнут вся
усталость, все бессонные ночи, все презрительные насмешки за его спиной. Где-то
он вычитал, что подлинное величие человека измеряется неверием и презрением
окружающих. Настанет день, и насмешники прикусят язык, проглотив все дерьмо,
которым мазали его столько времени. А на него вместо дерьма хлынут слава и
миллионы долларов, и его фамилия пополнит букву «К» всех мировых энциклопедий.
Келзо, Калеб Джонас, родился во
Флагстаффе, штат Аризона, 23 июля 1960 года и достиг…
Он тряхнул головой и протянул руку к
радиоприемнику, как будто включая собственное будущее. Но пока единственным
результатом этого включения были голоса «Дикси Кикс», умолявшие ковбоя отвезти
их в родной дом и любить вечно. В данный момент жизни воспоминания о доме и
любви ранили сердце Калеба острей, чем нож боуи,[1] висевший у пояса.
А дом буквально рассыпался на
глазах, равно как и любовь…
Перед глазами мелькнули белокурые
волосы Черил, разметавшиеся по его животу в момент страсти.
Черил…
Волна ярости поднялась из нутра, и
он заглушил ее, как и песню, покорно уплывшую обратно в эфир.
Он на миг оторвал взгляд от дороги и
пустыря, обнесенного колючей проволокой. Рядом с ним на сиденье его пес Немой
Джо равнодушно пялился в окошко.
Калеб потрепал его по загривку.
Немой Джо повернул голову, подозрительно поглядел на него, потом опять уперся
взглядом в окошко, – вероятно, ему было интереснее созерцать собственное
отражение в стекле.
Калеб любил этого пса, с его
продажной натурой. Собственно говоря, они во многом похожи. Может, потому и
усаживал его на переднее сиденье, а не запихивал в кузов, как прочие охотники,
чьи псы высовывали морду из-за шторок, словно приговоренные к отправке на
фронт, а когда их выпускали в лес, они мчались туда с безумным лаем, не
дожидаясь, когда хозяин закинет за плечо свой ремингтон или винчестер калибра
30,06.
Немой Джо ни разу в жизни не
гавкнул, даже в щенячестве, когда был мохнатым комком, переваливавшимся на
толстых лапах. Потому к кличке Джо и добавили соответствующую характеристику,
не вызвавшую у пса никаких нареканий, напротив, он носил ее как почетный знак,
передвигаясь особой, расхлябанной походкой. Калеб, глядя, как он ходит, не раз
отмечал про себя, что движения не столько направляют пса, сколько не дают ему
рассыпаться. Но при этом Немой Джо был идеальным спутником для охоты с луком,
состоящей из засад, неподвижности, тишины и учета направления ветра, чтобы дичь
тебя не учуяла. К примеру, олень, пробегая с наветренной стороны, может учуять
охотника или собаку за восемьсот ярдов и в несколько минут удалиться от них на
восемь миль. Нельзя сказать, что Немой Джо – его собака, поскольку он всем
своим видом показывает, что сам себе хозяин. Но, положа руку на сердце, это
единственный его друг, на которого всегда можно положиться, к вящему умилению
бабулек, что вышивают «В гостях хорошо, а дома лучше» на льняных салфеточках.
Почуяв, что Калеб думает о нем, пес
вновь повернул к нему голову.
– Паршивый день, верно, Немой
Джо? Сдается мне, ты бы лучше повалялся дома на ковре, чем тащиться бог знает
куда ни свет ни заря. Или я ошибаюсь?
Словно в подтверждение этого тезиса,
пес отвернулся и сладко зевнул, обнажив розовый язык и крепкие белые зубы.
– Я так и понял. Чем бы нам
скрасить это малоприятное начало дня?
Калеб сунул руку в карман на спинке
сиденья и достал оттуда пакет с вяленым мясом. Сдернув полосатую обертку,
протянул кусок псу. Немой Джо не вцепился в него сразу, как сделал бы всякий
представитель собачьего племени – хоть породистый, хоть помесь вроде него.
Он деликатно понюхал мясо и
осторожно прихватил его зубами, а потом начал спокойно и с достоинством
пережевывать, выказав при этом признательность Брута. Калеб, усмехнувшись,
подумал, что, будь Юлий Цезарь собакой, его предал бы не кто иной, как Немой
Джо. Что бы ни делал, он делает исключительно из собственного интереса и для
собственного удовольствия; предлагать ему еду в награду за службу совершенно
немыслимо. Все, что ему дают, он принимает как неизбежное признание его
своеобычной натуры.
Мясо перекочевало в собачий желудок,
а Калеб открыл окошко и впустил в машину поток свежести. Осень еще не дохнула
на деревья, хотя в воздухе позднего сентября уже ощущался слабый запах снега и
гниющей листвы. Минувшей ночью набухшие дождем темные тучи спустились с гор
Сан-Франциско со всем инструментарием громов и молний, вызвав в душе
воспоминание о высовывающихся из-под одеяла детских личиках. Расстилавшееся
перед ним дорожное покрытие еще хранило серые следы ночной грозы. Лужицы
казались раскиданными по земле блестящими монетками, в которых отражались
осколки рассветного неба. В зеркале заднего обзора не видно клубов пыли и
рассыпающихся камней, как во время его предыдущих вылазок на той же старой
колымаге и с той же охотничьей целью.
Молчаливый человек и молчаливый пес
под рокот мотора и жалобное поскрипыванье кузова доехали по дороге, обсаженной
тонкоствольными тополями, до самой развилки. На темном фоне соснового леса, в
свете фар, уже разбавленном первыми отблесками рассвета, их встретил туристский
рекламный щит. Художник, знавший свое дело, изобразил ковбоя, с ленивой грацией
гарцующего на коне и левой рукой указующего на дорогу, которая уходит направо,
через лес. Белозубая улыбка и надписи внизу уверяли, что, свернув на эту
дорогу, вы непременно попадете на горное ранчо «Высокое небо».
Калеб последовал этому приглашению,
не сбросив скорости, легко выправив рулем крен пикапа. Не выказав удивления,
Немой Джо, привычный к лихачеству своего водителя, удержал равновесие, лишь
поерзал на сиденье.
Через милю или немногим меньше
дорога уклонилась влево, вынудив Калеба объехать высокую изгородь из
штакетника, и повела его прямиком к главному въезду на ранчо. Над воротами
подвешена на цепях с двумя железными крюками грубая доска светлого дерева с
намалеванными черной краской буквами. Все в лучших традициях скотоферм. Калеб
въехал в ворота и без колебаний повернул налево, на служебную стоянку.
Уважаемые читатели, напоминаем:
бумажный вариант книги вы можете взять
в Центральной городской библиотеке по адресу:
г. Каменск-Уральский, пр. Победы, 33!
Узнать
о наличии книги
в
Центральной городской библиотеке им. А.С. Пушкина
вы
можете по телефону:
32-56-09
Комментариев нет:
Отправить комментарий