...Никто ничего не знал о его родителях.
Школьная поломойка Ника Мышкина нашла его в ивняке на берегу озера,
завернутого в мужской пиджак, голодного, обоссавшегося и обосравшегося. А
через три месяца, когда дело дошло до регистрации ребенка, Ника
сказала, что это ее сын, и даже показала какую-то бумажку из какого-то
московского роддома. Ей тогда было за сорок, этой Нике, и соседи видели
ее с ребенком, когда она рано утром вышла из ивняка со свертком в руках.
Тогда-то она и не скрывала, что нашла его в кустах, завернутого в
мужской пиджак, голодного, обоссавшегося и обосравшегося. Это потом она
стала говорить, что родила себе сыночка. Всем было наплевать, никому не
хотелось проверять, правду она говорит или врет. Родила, так родила,
нашла, так нашла. Да хоть бы он сам собой завелся, как мышь или плесень.
Хоть бы на ходу из машины выпал. С неба упал.
Никому не хотелось связываться с Никой, которую
бросили пятеро мужей, не выдержавших ее нрава. Про нее много чего
рассказывали. Говорили, что первый муж проиграл ее в карты каким-то
дружкам-уголовникам. Чтобы спасти его от смерти, ей пришлось переспать с
ними, но после этого она выгнала мужа. Через неделю его выловили в
озере, в зубах у него была зажата шестерка пик. Может, врут про нее, а
может, правда. Скорее всего – врут. Но характер у нее после этого стал –
говна говнее.
Галина Ивановна хмыкнула, услыхав имя младенца, но
спорить, само собой, не стала, выдала Нике бумажку – и дело с концом.
Бывают имена и почище. Деда Галины Ивановны нарекли Вилором –
Владимир-Ильич-Ленин-Октябрьская-Революция, а первым ее мужем был и
вовсе Ревокат. А тут – Измаил. И пусть себе. Все равно никто не называл
его Измаилом. В детском саду его звали Сволочью Мышкиным: “Сволочь
Мышкин, вынь руки из карманов! Сволочь Мышкин, встань в угол!” А в школе
прозвали Годзиллой.
Он был вечно голоден и тащил в рот все, что под руку
попадало: незрелые яблоки и морковку, украденные у соседей, плесневелый
хлеб, банановую кожуру, всякую тухлятину и дохлятину. Даже лягушек жрал.
Сварит в консервной банке на костре и сожрет. Ему всегда было мало
того, что давала Ника. Иногда она готовила обед, но ему этого было мало.
За еду был готов на все. За бутерброд с колбасой был готов избить кого
угодно, даже друга. Впрочем, настоящих друзей у него не было никогда:
его боялись. Мальчишки, девчонки и даже взрослые – все его боялись.
Никто не знал, что взбредет в голову этому полоумному бугаю в следующую
минуту. Он был очень высоким, плечистым, тупорылым, с маленькой головой
на длинной шее. Троглодит. Динозавр. Мерзкий ящер. Мерзавр. Где-то
раздобыл боксерскую перчатку и бил всех подряд. Подходил к мальчишке,
рычал: “Здорово, корова”, – и бил в лицо.
Много раз его пытались проучить. Набрасывались на
него толпой и избивали до полусмерти, били ногами и дубьем, а потом
пинали лежачего, бесчувственного, ссали на него по очереди и уходили,
бросив подыхать в грязи, смешанной с его же дурной кровью. И тогда
появлялась Ника – в своем затерханном черном пальто, в мужских ботинках,
с сигаретой в зубах, с этой своей тачкой, полной пустых бутылок, – и
приводила его в чувство ударами башмака, била и била, пока он не начинал
мычать, ворочаться, наконец кое-как поднимался, хватаясь то за Нику, то
за тачку, стирал с морды дерьмо и кровь и, волоча за собой собственную
вонь, брел домой, толкая перед собой тачку, а Ника шла поодаль,
покуривая сигарету, громко кашляя и сунув руки в карманы, всегда готовая
врезать ему как следует башмаком по заднице, если Годзилла вдруг
остановится или собьется с пути. Во дворе она заставляла его снять
одежду, приносила ведро ледяной воды и уходила, не оглядываясь. Он мылся
у колодца и только после этого, дрожащий и посиневший, входил в дом,
где на столе в кухне его ждала вареная картошка, а в маленькой комнате
под крышей – собачья подстилка.
Только ее он и боялся. Только ее он и слушался
беспрекословно. “Иди сюда, говядина”, – приказывала Ника, и Годзилла
бросал все и покорно шел на расправу. Ника не била его – сажала в
карцер, в сарай, где хранились дрова и уголь. Она ничего не говорила,
Годзилла сам знал, куда идти. Ника запирала висячий замок, Годзилла
ложился на мешок, расстеленный на полу, и закрывал глаза. Однажды он
провел в сарае три дня без воды и еды, но даже не пикнул. Ника никогда
не говорила, за что его наказывает, не говорила даже, что наказывает, –
просто запирала в сарае, а он никогда и не спрашивал, за что она сажает
его под замок. Видать, таков закон. Он не знал, что это за закон такой,
он вообще не знал, что такое закон, но подчинялся этому закону без
разговоров. Ключ от карцера висел в прихожей на гвозде. И иногда
Годзилла сам отпирал сарай и проводил там несколько часов или даже
день-другой. Сам себя наказывал. Ника не спрашивала – за что, а он не
объяснял. Наверное, и не смог бы объяснить, спроси она его об этом.
Чувствовал что-то – вот и отправлялся в карцер.
Из карцера его и в армию забрали. Он не прятался от
призыва – просто в очередной раз закрылся в карцере, сам себе назначив
наказание за неведомое преступление. Может быть, и ему неведомое. Он
лежал себе на мешке в сарае, когда дверь вдруг распахнулась и на пороге
возникли милиционеры. Он, конечно, не сопротивлялся – встал и пошел. В
чем был – в рубашке с дырой на локте, в грязных штанах и ботинках,
зашнурованных проволокой, – в том и пошел. Ника ощипывала курицу у
колодца и даже головы не повернула, когда милиционеры увели Годзиллу со
двора. Вечером его увезли на сборный пункт. Ника поужинала, выпила
стакан самогонки и легла спать. И ни разу не вспомнила о Годзилле, пока
он отбывал службу.
Через полтора года Годзилла вернулся домой. В Чудов
его привез немолодой прапорщик. Годзилла – стриженный наголо, в казенной
одежке – до самого дома плелся за прапорщиком, не глядя по сторонам,
но, когда они оказались во дворе, встрепенулся, бросился в сарай, лег на
мешок, повернулся спиной к двери и заснул.
Уважаемые читатели, напоминаем:
бумажный вариант журнала вы можете взять
в Центральной городской библиотеке по адресу:
г. Каменск-Уральский, пр. Победы, 33!
бумажный вариант журнала вы можете взять
в Центральной городской библиотеке по адресу:
г. Каменск-Уральский, пр. Победы, 33!
Узнать о наличии журнала
в Центральной городской библиотеке им. А.С. Пушкина
вы можете по телефону:
в Центральной городской библиотеке им. А.С. Пушкина
вы можете по телефону:
32-23-53.
Комментариев нет:
Отправить комментарий