Посвящается моим родным, у которых в запасе всегда полно историй.
И Мэтти, который помог мне написать собственную.
— Что там за беда? — спросил он.— Да не то что беда, — сказала его жена. — Просто история двух людей, которые живут вместе, постепенно что-то открывают друг в друге, но открывают далеко не все.[1]Патрик Уайт. Древо человеческое
Часть I
1
«Помни, все можно скрыть, только не Имбирь и Мускат,
Любовь и Запах», — влажно прошептала Бибиджи на ухо Сарне перед
отъездом из Амритсара. Что это было — попытка утешить или предостеречь?
Сарна так и не поняла. Она накрутила уголок пурпурного сари на палец и
стерла с уха влагу материнского прощания. Отзвук слов еще долго звучал в
ее голове, пока крупный силуэт машущей с перрона Бибиджи не исчез
вдали. Лишь тогда Сарне стало легче; наконец-то она уезжает прочь от
этих мест.
Когда двадцать шесть часов и тысячу четыреста
километров спустя они прибыли в Бомбей, впереди их ждал еще долгий путь.
Очень долгий. Четыре тысячи пятьсот двадцать восемь километров, если
точнее. Сарна надеялась, этого будет достаточно.
Погода словно бы жалела все, что Сарна так
непринужденно оставляла позади — воздух накалился до сорока пяти
градусов. Под беспощадным июньским солнцем гавань исходила потом вялой
жизнедеятельности. У заборов столпились в недвижном бессилии торговцы,
чересчур утомленные, чтобы зазывать покупателей, бездельники, у которых
зной отбил охоту предаваться праздности, и нищие, от жары забывшие о
своих недугах. Море было нездорового серо-зеленого цвета, оно лениво
развалилось, будто страдало от сильнейшего солнечного удара. Среди этой
картины всеобщего изнеможения выделялся единственный островок работы:
могучая скрипящая туша «Амры», корабля, который с минуты на минуту
должен был отплыть в Момбасу, в Кению.
Туда-сюда сновали носильщики, согнувшись вдвое под
тяжестью багажа. Все, что можно было наполнить или завязать в узел,
служило им для переноски вещей. Неослабевающий поток обитых железом
сундуков, деревянных ящиков, мешков и разноцветных узлов из старых сари
ловко преодолевал скопления пассажиров и провожающих. Беспокойная толпа
пыталась противостоять жаре, поглощая воду с лимоном, которую разливали с
деревянных повозок деловитые худощавые торговцы — казалось, они
выработали в себе верблюжью устойчивость к зною. Среди торговцев
равнодушно бродили карманники и прочие мелкие жулики. День для них был
удачный: в такую жару люди увлечет: но обмахивались веерами, вместо того
чтобы следить за пожитками. Но даже воры были не в состоянии собраться с
силами и всерьез взяться за легкую добычу.
Сквозь весь этот кавардак к кораблю пробирались
молодожены, Сарна и Карам. Он был не в духе. Из Амритсара они ехали в
тесноте, а неумолимый зной совершенно его вымотал. В медленном
продвижении на корабль со всем скарбом приятного тоже было мало.
Носильщики помогали тащить багаж, но в напрасных попытках упорядочить их
работу Карам чувствовал себя пастухом, ведущим стадо овец по оживленной
улице. Только вот крепкой дубины для нерадивых животных у него не было,
поэтому приходилось полагаться на свои глаза, чтобы не упустить из виду
всех четырех проныр; на голос, чтобы погромче ругаться и поддерживать
скорость движения; на собственное проворство, чтобы не отставать от
шустрых носильщиков и быстро двигаться сквозь плотную толпу и еще более
плотный зной.
— Болван! — заорал Карам на одного. Тот остановился
прямо посреди дороги и ковырял в носу. — Решил отдохнуть? Занимайся
собой в свободное время. А сейчас изволь позаботиться о моих вещах!
Еще минуту носильщик с непроницаемой миной продолжат свое занятие, а потом вернулся к работе.
— Бездельник! И куда тебя понесло?! — завопил Карам
другому недотепе, который, по-видимому, сбился с пути и взял вправо,
хотя «Амра» была прямо перед ними.
— Так быстрей выйдет! — ответил носильщик, словно не
видел ничего дурного в том, чтобы обойти очередь сбоку и вклиниться в
нее уже спереди.
— Никаких «быстрей», а ну поворачивай обратно! Мы
идем прямо, как и все, — постановил Карам. Он оглянулся и увидел жену,
которая с любовью несла сумки, набитые манго — в последнюю минуту она
настояла на том, чтобы их купить. Жара не пощадила и Сарну, оставив на
ее щеках красные пятна, Острый нос, влажный от испарины, блестел на ее
лице, точно алмаз тонкой огранки. Сердце сжалось в груди у Карама. Боже,
как она прекрасна! Это откровение снова и снова поражало его до глубины
души.
Однако красота Сарны еще не означала, что ее не в
чем было упрекнуть. Карам винил жену за задержку в гавани. Ее упрямство и
желание забрать из Индии все до последнего привели к тому, что он
теперь, будто сумасшедший циркач, гонялся по адскому пеклу за четырьмя
носильщиками. Карам вез домой, в Африку, молодую жену и тяжелый опыт — а
это не нуждалось в сумках. Сарна, впрочем, без труда восполнила
недостаток его багажа, взяв с собой из Амритсара все, что только можно
было.
— Не понимаю, ты хочешь открыть в Африке собственный
магазин? — Карам изумленно наблюдал, как жена складывает в сумки травы,
пряности и прочую сушеную снедь, которой запросто хватило бы на всю
жизнь.
Сарна рассмеялась и покачала головой.
— Куда тебе столько? — не успокаивался Карам. — Ты сможешь купить все это там!
Она приподняла брови и усмехнулась:
— Просто на всякий случай, С'дхарджи.
Он с приятным удивлением отметил, что Сарна обратилась к нему сокращенно. «Сардхарджи»[2] недолго оставалось в устах Сарны в своем первозданном
виде. Карам прекрасно знал, что супруге негоже так разговаривать, но ему
нравилось милое «С'дхарджи». Он принимал его за свидетельство любви и
каждый раз радовался, услышав это слово.
Менее приятным было «на всякий случай» — так Сарна
могла объяснить все, что угодно. Карам беспомощно наблюдал, как сундуки
наполняются кухонной утварью, ярдами тканей для шитья, мешками хны,
грудами одежды и непонятными лекарствами. Если все эти вещи по крайней
мере имели предназначение (хотя он и сомневался в их ценности), то
остальное просто приводило его в замешательство: всевозможные тряпки и
обрезки, пустые пузырьки и коробочки, поношенная детская одежда…
Карам пытался противостоять этой накопительной
тактике, причем самыми разными способами. В его голове один за другим
складывались неопровержимые аргументы:
— У нас не хватит сумок. Перевезти весь этот хлам в
Африку будет очень трудно. Таможня нас не пропустит. В Найроби нет
кладовки. Половина вещей разобьется по дороге.
Однако Сарну это не остановило. Карам наткнулся на
сумки, которые словно были полны радугами — там лежали разноцветные
паранды, искусно выполненные украшения для кос. В других заманчиво
сверкапи бинди для Сарниного лба и листы серебряной и золотой фольги для
индийских сладостей, например, барфи, которые она так любила готовить.
— Зачем все это? — не унимался Карам.
— На всякий случай, — повторила Сарна отчетливо и
таинственно. Чтобы делать запасы, никаких объяснений не требовалось. Так
подсказывало ей сердце, а значит, так и нужно было поступать. Любые
попытки образумить Сарну разбивались о три слова, которые оправдывали
буквально все.
Эти слова всегда раздражали Карама. Такие намеренно
бессмысленные и упрямые, они были очень похожи на загадочное «потому»,
каким родители часто растолковывают детям что-то непонятное. Они
подразумевали некоторую законченность, но вызывали лишь новые расспросы и
сомнения. Чем больше Карам об этом думал, тем больше его охватывала
ярость. «На всякий случай» было для него пустой отговоркой. Ни один суд
мира не признал бы этой бессмысленной мантры. Впрочем, Карам и Сарна
были только на предварительном заседании любовного суда, где, как
известно, молодым часто делают поблажки.
По правде говоря, Карам горячился потому, что
страсть Сарны к изобилию противостояла его стремлению к умеренности. Он
не выносил беспорядка. Если что-то лежит без дела, значит, в доме
неразумно распоряжаются средствами. Лучше иметь под рукой несколько
полезных вещей, чем необъятные запасы рухляди — такова была философия
Карама. Еще он переживал, что склонность Сарны к накопительству говорит о
ее материализме. В будущем это может не лучшим образом отразиться на
семейном бюджете.
В конце концов настоящая любовь победила. Карам
покорился прихотям жены. Она забила до отказа невероятное количество
коробок — «на всякий случай». И пока они пытались сдвинуть с места
громадный багаж, Сарна умудрилась купить еще три ящика манго.
Разумеется, Карам был против, но все его возражения ни к чему не
привели.
— Будь по-твоему, — сдался он. — Сама их понесешь.
«Кажется, ей это ничего не стоит», — подумал Карам и
взглянул на жену, царственно шагающую сквозь толпу в пурпурном сари,
элегантную даже под грузом трех сумок манго. Он заметил восхищенные и
зачарованные взгляды прохожих, обращенные на нее, и внезапно усталость
сменило другое чувство: желание прижаться носом к ее коже, поглубже
вдохнуть дивный запах и забыть обо всех испытаниях, выпавших ему за
день. Образ Сарны, несущей манго, волновал и другие части его тела.
Пусть слова и поступки жены подчас злили Карама, стоило ему лишь
взглянуть на нее, как он тут же становился беззащитным.
— Сахиб! — Его внимание мгновенно вернулось к одному
из носильщиков, который уже добрался до палубы и ждал, когда с ним
расплатятся.
В груди Карама закололо раздражение — словно кто-то
неумело дернул струну ситара. Сколько же денег они потратят на это
барахло! Он быстро подсчитал плату носильщикам и отдал половину суммы.
Те принялись громко возражать.
— У меня больше нет, — пожал плечами Карам.
Они не ушли и начали бросать на него сердитые
взгляды. Карам отвечал тем же, однако эти люди были знатоками своего
дела и умели выражать гнев, иначе не смогли бы заработать себе на жизнь.
Самообладание вскоре покинуло Карама, но мысль о том, что придется
снова лезть в карман, была ему противна. Когда подошла Сарна, он взял у
нее одну сумку и протянул носильщикам.
— Возьмите манго вместо денег.
Сарна тут же бросила остальные сумки, подскочила к мужу и вырвала у него из рук фрукты.
— Не смей! — воскликнула она. — Они мои!
Карам быстро расплатился.
— Проклятые воры! — пробормотал он вслед уходящим
работникам, точно это они были во всем виноваты. Потом, не глядя Сарне в
глаза, он стал придумывать, как переместить багаж с главной палубы на
палубу третьего класса. До него вдруг дошло, что придется обратиться за
помощью к корабельным носильщикам, а это вдвое дороже. Вслух он ничего
не сказал, потому что Сарна все еще кривила свои прекрасные губки.
Широкая палуба третьего класса кишела людьми. В
брюхе межконтинентального лайнера не было различий между мужчинами,
женщинами и детьми. Балом правил багаж. Все работало исключительно по
системе багажных привилегий — чем больше у тебя сумок, тем больше места
ты получишь. Однако выиграть этот приз было не так-то просто. Карам
удивленно отметил, что их скарб еще сравнительно мал. Во взгляде Сарны
читалось ликование. Карам смиренно покачал головой и улыбнулся.
Люди грузили на корабль самые разные припасы — от
привычных до поистине изумительных. Вещи выстраивались причудливой
вереницей: швейные машинки, велосипеды, мешки с мукой и пряностями,
пузатые банки с соленьями, ведерки топленого масла, тюки постельных
принадлежностей, перевязанные длинными полосами хлопка, коробки с
отверстиям и для вентиляции, в которых уютно лежали овощи и фрукты.
Среди этих вполне узнаваемых предметов имелись и таинственные:
деревянные ящики, заколоченные со всех сторон, громадные железные
контейнеры, запертые на висячие замки. Еще больше поражали глаз свертки
неясных очертаний, обернутые красочными тканями и обвязанные бечевкой, —
они двигались по палубе, напоминая зловещих кукол вуду.
Багажный парад был, вне сомнения, захватывающим
зрелищем, но владельцы богатств заслуживали не меньшего внимания.
Растрясенные морской качкой, все они были начеку и, подобно охотникам,
обозревающим местность в поисках добычи, высматривали подходящее место
для поклажи и тут же его занимали. Семьи похитрее плотно смыкали ряды и
единым строем — головы опущены, локти наготове — двигались к намеченной
цели.
Фокус заключался в том, чтобы быстро расстелить
простыню или матрас на полу (а иногда и несколько простыней), затем
обложить их по периметру сумками и таким образом захватить территорию.
Особо изобретательные пассажиры, дойдя до места, начинали кашлять,
рыгать или пускать газы, взяв пример с братьев наших меньших, которые
резким запахом отмечают границы владений. Разумеется, народ сторонился
зловонных лагерей.
Устроиться поудобнее для долгого путешествия в
третьем классе было задачей не из легких — сложнейшее испытание таких
человеческих качеств, как вероломство и наглость. Карам не был готов к
этому. Зато Сарна попала в свою стихию. Минуту-две она смотрела, как муж
вежливо пропускает других пассажиров, после чего решила взять все в
свои руки. Внезапно она бросилась вперед, кашляя и хрипя, по пути
расталкивая соперников, а потом рухнула на пол и стала изображать
приступ какой-то неведомой болезни: закатывала глаза, трясла руками и
ногами, расчищая территорию, пока не подоспел Карам. Люди в ужасе
таращили на нее глаза и быстро шли дальше, чтобы занять свое место.
Когда прибыли носильщики, Сарна принялась деловито объяснять им, что и
куда ставить. Карам был смущен и восхищен одновременно. Он вспомнил
словечко «чалаако», которым родные сестры порой дразнили Сарну, и
улыбнулся. Да, вот уж действительно бестия!
* * *
Сарна смотрела на исчезающую вдали Индию.
Удивительно, как легко покидать страну своей юности! Вот бы и
внутренний, духовный переезд состоялся так же легко… Прошлое Сарны
проникало в ее будущее. Карам злился, что они берут с собой слишком
много хлама, даже не догадываясь, какой багаж везет Сарна в душе: бремя
нежеланных воспоминаний.
Стремление Сарны к накоплению удивительным образом
отражало устройство ее памяти. Хотя тут она была скорее жертвой, нежели
повелителем, и не могла решать, что оставить и в каком количестве. Ее
память, как и всякая другая, действовала в согласии с собственной
логикой. Она особенно бережно хранила то, о чем сама Сарна мечтала
забыть. Она незаметно, с завидной ловкостью, которой было невозможно
противостоять, подсовывала воспоминания о былой любви и постыдных
ошибках. Ну почему мы запоминаем все, что хотим, но не умеем забывать?
Забвение встречается в спектре нашего жизненного
опыта трижды. На одном конце — бытовые мелочи: мы забываем купить соль
или вовремя оплатить счета. За упущения такого рода мы себя корим. На
противоположном конце спектра находится самый тяжелый и жизненно важный
опыт. Плохая память здесь приносит сладчайшее из облегчений: мы можем
забыть травмы, боль, унижение — так женщины забывают о родовых муках и
вновь подвергают себя этой чудесной пытке. Между двумя крайностями
расположено все остальное, что с нами происходит: неохватное царство
накопленного опыта. Мы столько всего видим, чувствуем, слышим, делаем и
неизменно хотим еще — где же все это хранить? Забвение расчищает место
для новых впечатлений.
Получается, оно — полезное и неотъемлемое свойство
памяти, которое действует по собственным законам и имеет свои методы
отбора. Порой оно причиняет боль, вынуждая помнить дурные поступки и
тяжелые испытания. Может, на то есть разумные причины, однако сейчас
Сарну заботило другое. Она смотрела на зыбкое море и не желала
задаваться вопросом «почему?». Уж очень он неприятный. Мы охотнее задаем
его другим, чем себе.
Сарна укуталась сари, как шалью, и подумала, что
подчас люди сами решают забыть о чем-нибудь. Например, когда остается
всего одно манго, они забывают поделиться с другими. Но Сарну волновали
не фрукты. Всюду ее преследовали яркие напоминания о прежних ошибках и
горе. Деваться от них было некуда, исчезать по мановению руки они не
хотели. Навязчивые образы роились в ее мозге, и усмирить их было
невозможно.
Сарна раздраженно потрясла головой, словно желая
изгнать дурные мысли. Гранатовые серьги в ее ушах сверкнули на солнце,
точно леденцы. Запоминать так просто… Составь список и зубри, пока не
выучишь наизусть. Наверняка есть способ избавиться от ненужных
воспоминаний. Сколько всего она стерла бы с грифельной доски своей
памяти! Стыд свернулся внутри ее клубочком, как мысль, не смеющая
оформиться в цельную идею. Сарна опозорила себя и свою семью.
Последствия той ошибки почти нагнали ее, подобно охотнику, который
мчится за оленем, уже оцарапанным первой пулей.
Сарна прищурилась. Корабль сильно качнуло, и она
вцепилась в перила. Она хотела всего-навсего забыть, а между тем
постоянные попытки стереть нежеланные мысли лишь делали их еще более
отчетливыми.
Она подумала о будущем и попыталась нарисовать свою
жизнь в Найроби. Однако старые воспоминания вновь пробились сквозь вуаль
ее фантазии, и она подчинилась им, проигрывая в голове страшные сцены и
воображая иной мир, в котором сбылись многочисленные «если бы»,
мучившие се столько времени. Жить стало чуть легче.
Уважаемые читатели, напоминаем:
бумажный вариант книги вы можете взять
в Центральной городской библиотеке по адресу:
г. Каменск-Уральский, пр. Победы, 33!
бумажный вариант книги вы можете взять
в Центральной городской библиотеке по адресу:
г. Каменск-Уральский, пр. Победы, 33!
Узнать о наличии книги
в Центральной городской библиотеке им. А.С. Пушкина
вы можете по телефону:
32-23-53
Открыть описание
Комментариев нет:
Отправить комментарий