Глава 1
Не умирай…
Открыть описание
Не умирай…
Наслаждайтесь: всё проходит!То благой, то строгий к нам,Своенравно рок приводитНас к утехам и к бедам.Чужд он долгого пристрастья:Вы, чья жизнь полна красы,На лету ловите счастьяНенадежные часы...Е. Боратынский
– И! Карету вашу починят, я уже распорядился. Не
извольте беспокоиться, ваше сиятельство… У нас тут есть свои мастера.
Вот Гюнтер, тот вообще на все руки мастер, ваше сиятельство, господин
барон… Не изволите еще бургундского? У меня в подвале изумительный выбор
вина, да-с, десятилетней выдержки…
Хозяин «Старого замка» суетился вовсю. Поздний гость
оказался персоной влиятельной и вряд ли почтил бы его своим посещением,
если бы не сломанная дорожная берлина. В длинной черной бекеше,
отороченной мехом, и в элегантном котелке, с тяжелой, украшенной золотым
наконечником тростью, барон Геккерн казался мрачным и утомленным
длинной дорогой из Парижа. Он следовал в Санкт-Петербург с предписанием
занять пост голландского посланника в России. Его небольшие, умные и
проницательные темно-серые глаза в упор разглядывали хозяина гостиницы, в
которой пришлось остановиться на ночлег. Лысоватый толстый немец
разливался соловьем, изо всех сил желая угодить высокому гостю. Ему были
отведены лучшие покои в доме, и хозяйка распорядилась растопить в
комнате камин, потому что холодный октябрьский туман, скрывший в
вечерних сумерках склоны Альп, расплывался холодными серыми клочьями
даже в уютной, и теплой гостиной.
Принесли свечи и вина; Геккерн, однако, не спешил
поддерживать праздную и льстивую болтовню Фрица Херманна, успевшую
изрядно ему наскучить, и неспешно и молчаливо потягивал из тонкого
бокала красное вино, разглядывая фамильные портреты на стенах. Лица
предков Херманна, впрочем, не отличались утонченностью или изысканностью
– все они были краснорожие, с толстыми, мясистыми носами, маленькими
заплывшими глазками и бычьими шеями. Художник даже не потрудился
сколь-нибудь польстить своим моделям, и реалистичность изображения была
достойна сравнения разве что с полотнами Рубенса. Женские портреты были
настолько же близки к оригиналу, и барон, нервно передернув плечами,
внезапно уставился на портрет неизвестного юноши, висевший в самом
дальнем углу.
– Это тоже ваш родственник?
Фриц, заметив искру интереса, вспыхнувшую в глазах барона, немедленно подлил ему вина и, слегка растягивая слова, промямлил:
– Это… ммм… первенец наш, Ганс… Он, видите ли… утонул,
купаясь в озере… Течением его отнесло прямо на острые камни, и никто не
знает, что случилось… Говорят, ударила его проплывавшая мимо лодка, но
разве теперь поймешь… Тому уж двенадцать лет, как нет его…
Фриц вытер белоснежным кружевным платком краешек глаза и
прочувствованно высморкался. Барон тем временем продолжал с интересом
разглядывать портрет юноши, тонкие черты которого так разительно
контрастировали с жирной красной физиономией отца. Его прямые светлые
волосы несколькими непослушными прядями падали на широкий и чистый лоб,
темно-серые глаза оттенка грозовых альпийских туч нежно и несколько
отстраненно смотрели на зрителя, а по-юношески яркие губы, казалось,
вот-вот расплывутся в насмешливой улыбке. Даже веснушки на его чуть
тронутых загаром щеках и нежной открытой шее были старательно и любовно
выписаны неизвестным живописцем, и это явное усердие, усиленное
несомненным талантом, задело Геккерна за живое.
– Сколько же было лет вашему Гансу, когда это случилось?
– Шестнадцать… Сейчас бы уже, глядишь, и внуки были… Да,
красивый был мальчик, ласковый и послушный, во всем помогать старался…
Мать вот не выдержала, с тех пор все хворает и хворает…
Геккерн пересел в тяжелое низкое кресло, поближе к
камину, и некоторое время продолжал внимательно, с полуулыбкой
разглядывать портрет несчастного Ганса Херманна.
– А что, господин Херманн, есть ли у вас сейчас
постояльцы? – спросил он, решив, очевидно, утешить вконец
расстроившегося старика. Фриц, польщенный вниманием «их сиятельства»,
снова принялся оживленно болтать:
– А как же, конечно, конечно… Тут давеча одна знатная
дама заезжала, графиня, француженка. На одну ночь всего лишь и
задержались. Всю ночь читали что-то, свечи жгли в спальне, я видел… А
еще у меня, изволите видеть, один французик живет – уже поди дней
десять, если не боле, как приехал тогда – в самый ливень… Такой ветер
был сильный в ту ночь, слава Богу, деревья не поломало, на дом не упали…
Только крышу пришлось потом в беседке чинить – сорвало от ветра… А
юноша этот тяжело захворал тогда… Я гляжу – на нем лица нет, бледный,
горячий как огонь, дрожит весь, глаза закрываются, еле мог идти… Жена
дала ему горячего вина, послали за доктором, тот говорит – воспаление
легких, дай-то Бог, чтобы выжил…
– А сейчас он как? – спросил Геккерн. «Жаль мальчишку, –
подумал он, – надо бы посмотреть, в каком он состоянии… Может, помощь
нужна…»
– …и лежит, и все спит или стонет в бреду, – тем
временем продолжал Фриц, – и денег у него мало совсем, на лекарства уже
не хватает… Того и гляди помрет французик, а жалко… Чем-то он даже на
моего Ганса похож…
Барон отчего-то вздрогнул, быстро поднеся руку к губам, и
опустил глаза. Фриц перекрестился, глянув на висевшее над старинным
зеркалом распятие, и умолк. Геккерн быстро поднялся и резко, тоном, не
допускающим возражения, сказал:
– Я хочу сей же час посмотреть на него. Идемте!
По витой старинной лестнице поднялись наверх и, пройдя
мимо красиво убранных спален, подошли к маленькой, жарко натопленной
комнате в правом крыле дома. Тяжелая резная дверь неожиданно легко
открылась, и барон увидел молодого человека, лежащего на широкой кровати
под тяжелым пуховым одеялом. В комнате было душно, пахло лекарствами,
но белье было свежим и белоснежным, и белокурая голова с разметавшимися
прядями влажных волос почти сливалась с голубоватой белизной подушки. В
неверном свете свечи лежащий на кровати юноша, почти мальчик, напоминал
утомленного долгим полетом ангела, случайно залетевшего на огонек, как
бабочка на пламя. Мертвенно-бледное, осунувшееся, изможденное лицо,
обметанные синевой закрытые глаза с длинными, как светлое кружево,
ресницами, тонкая рука с нервными пальцами, лежащая поверх одеяла,
казалось, принадлежат призраку, прозрачной тени, а не живому человеку.
Геккерн подошел ближе, попутно пресекая попытки словоохотливого Фрица вновь пуститься в пространные объяснения.
– Тсс! Тише! Не видите – он же спит! – прошипел он, не дав испуганному немцу раскрыть рта. – Идемте!
И он почти выволок из комнаты изумленного старика,
который все повторял: «Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство» да
«обойдется, даст Бог, обойдется…»
– Вот что, дорогой мой, я вам скажу, – начал Геккерн,
когда они вышли в широкий, освещенный пролет лестницы. – Немедленно
зовите врача, и я сам с ним поговорю. Мне необходимо знать, как и чем он
его лечит. Сколько денег вы ему дали, Фриц? На низком бугристом лбу
старика выступила испарина, и он, тяжело дыша, стал вытирать ее своим
кружевным платком.
– Ваше сиятельство… да что вы… да я никогда… да вы напрасно, ваше сиятельство, беспокоиться изволите, уж я…
Геккерн молча смотрел на Фрица в упор потемневшими от
ярости глазами. Барон был чуть выше среднего роста, а теперь, нависнув
над плотным низеньким стариком, казался еще выше и значительнее, и
нескрываемое презрение ясно читалось на его обычно невозмутимом лице.
Скривив губы и брезгливо поморщившись, он тихо, но очень внятно сказал:
– Пойдите и позовите доктора. Вы слышали?
До смерти перепуганный Фриц мгновенно испарился, и уже
через сорок минут из дверей подъехавшей к гостинице коляски вышел
высокий сухопарый человек в круглых очках на остреньком носу, седой и
благообразный, с длинными и подвижными, как щупальца, пальцами.
– Да-с, ваше сиятельство, господин барон, я не могу вам
гарантировать, что мальчик выживет. У него очень слабые легкие, ему
нужен теплый и мягкий климат, а он, кажется, едет в эту холодную снежную
Россию, бедняга…
– Откуда вам это известно? – Геккерн выпрямился и,
сложив руки на груди, с любопытством взглянул на врача, слегка
наклонившись вперед.
– Он сам же и сказал, пока был еще в состоянии говорить…
Но я не велел ему разговаривать, ему нужны полный покой и усиленное
лечение, а здесь не нашлось даже горячей грелки… Герр Херманн заплатил
мне за его лекарства, но прошла уже неделя, и…
– Сколько?
В высокое и светлое окно, неплотно закрытое тяжелыми
шелковыми шторами, лился веселый солнечный свет. Молодой человек с
трудом разомкнул веки, и ему показалось, что в глаза ему кто-то насыпал
горячего, обжигающего песка. Тяжелая, как будто налитая свинцом голова
горела, но уже не так, как накануне, и он, вздохнув, подумал: «Если еще
есть чему болеть, стало быть, жив…»
Ему хотелось вскочить, распахнуть окно, выбежать на
продутый всеми ветрами гостиничный двор и, вскочив на коня, умчаться к
озеру. Однако страшная слабость не позволяла ему даже шевельнуться, и он
с трудом поднял голову, пытаясь сфокусировать взгляд на чем-то ярком и
душистом, стоящем на инкрустированном столике у его постели.
Цветы. Яркие, багрово-красные, с упругими зелеными
стеблями, огромные, как солнца, они качались прямо перед его глазами,
вызывая желание немедленно уткнуться в них лицом, впиться губами, лаская
пальцами темные, бархатные лепестки…
Как они называются? Георгины, кажется…
Осенние, жаркие, как кровь, и холодные, как высокое альпийское небо…
Он потянулся к тонкой хрустальной вазе, пытаясь вытащить
из нее хотя бы один цветок, и, неловко задев ее локтем, тут же услышал
собственный испуганный вскрик и звон разбитого вдребезги стекла,
отозвавшийся в его голове тысячекратным многоголосым эхом. К тому же
один из осколков больно царапнул его руку, из которой тут же потекла
алая, как разбросанные по полу цветы, кровь…
– А, черт!
Оказывается, он был в комнате не один. Пытаясь прийти в
себя, он почему-то не заметил человека, сидящего в кресле в
противоположном углу комнаты. Густая тень шторы падала на его лицо,
практически скрывая его. Услышав возглас юноши, человек пружинисто
вскочил, проведя ладонью по темно-русым волосам, и подошел к постели
больного.
– Доброе утро, несчастный страдалец! – проговорил
незнакомец низким хрипловатым голосом с легким оттенком иронии и, как
показалось юноше, не совсем проснувшимся. – Меня зовут Луи Геккерн. А вы
– Жорж Шарль Дантес, не так ли?.. Мне уже сказали… Нет-нет, не
вставайте, друг мой, вам сейчас нельзя подниматься… Вы порезали руку? О
Господи… позвольте мне…
Геккерн склонился над его рукой, отсасывая кровь. Быстро
разорвав на длинные белые ленты свой кружевной белоснежный платок с
вензелем «Л.Г.», он перевязал ему руку.
«Кто такой? – промелькнуло в голове у молодого
человека. – Врач? Вроде был уже… вчера… или раньше… но не этот, этого я
не знаю… Геккерн? А почему голос такой издевательский?»
Легкая насмешка, промелькнувшая в голосе Геккерна, не
осталась незамеченной, и, измученный острым приступом болезни, молодой
человек чуть не расплакался от обиды и жалости к себе. Он и сам не знал
почему – сейчас ему хотелось, чтоб хоть кто-нибудь пожалел, сказал
что-то доброе и ласковое, погладил по голове… В тот момент, когда
незнакомец отсасывал ему кровь, у него внезапно закружилась голова и он
чуть не потерял сознание, перед глазами вихрем завертелись в хороводе
черные точки, он тихо застонал и откинул на подушку белокурую голову…
Внезапно теплая и сухая рука Геккерна легла ему на лоб.
Жорж дернулся, и пальцы Луи скользнули по его скуле и подбородку,
оставляя ощущение необычайной нежности и полной противоположности его
насмешливому тону.
– А вы уже идете на поправку, господин Дантес, – с
улыбкой сказал высокий человек в темной рубашке с серебряным вензелем
«Л.Г.», вышитым затейливой вязью на кармане. Жорж снова открыл глаза и
встретился взглядом с темно-серыми умными и проницательными глазами
Геккерна, чуть покрасневшими, как после бессонной ночи.
– Месье Геккерн? Чем обязан? Вы врач?
– Нет, я не врач, – быстро ответил барон. – Я тут проездом, у меня сломался экипаж, и я жду, когда мне его наконец починят.
– Я, кажется, лежал в другой комнате…
– Да, это я распорядился, чтобы вас перенесли сюда.
Здесь побольше воздуха и света, и вид из окна удивительно красивый. –
Заметив, как мальчишка из последних сил попытался вытянуть шею, чтобы
разглядеть вид из окна, барон рассмеялся. – Потом, месье Дантес, не
сейчас. Я, наверное, и так вас преизрядно утомил.
– Так это я вам обязан своим спасением? О, господин
Геккерн, я не знаю, как мне благодарить вас… Простите мне… я еду из
Франции, и денег у меня осталось очень мало… Я еду в Санкт-Петербург по
рекомендации принца Вильгельма, который посоветовал мне делать военную
карьеру в России, поступив на службу к русскому государю. Я… мне было
так холодно в пути… здесь… ветер и такие сильные дожди… я, кажется…
Голос его внезапно сорвался, и он, закрыв глаза, снова пробормотал:
– Merci…
– Прошу вас, месье Дантес, не надо меня благодарить.
– Называйте меня Жорж… и на ты. Вы для меня… О Господи, если бы не вы… я не знаю, что бы сейчас со мной было…
И совершенно неожиданно Жорж Дантес расплакался, как
ребенок. Он ничего не мог с собой поделать – и слезы, вместе со словами
признательности, солеными ручейками текли по бледному, измученному лицу.
Геккерну показалось, что его сердце сейчас разорвется на части при виде
этого всеми покинутого мальчика, белокурого и голубоглазого. Его мокрые
от слез ресницы стали еще длиннее, а глаза – совсем синими, почти
слившись с густо-синей кружевной тенью ресниц; потрескавшиеся,
искусанные губы приоткрылись, обнажая ряд восхитительных, белых, как
мелкий жемчуг, зубов. Барон внезапно осознал, что сам близок к обмороку,
ноги отказывались держать его, и он, неожиданно для себя, вдруг тихо
опустился на пол рядом с постелью Жоржа и взял мальчика за руку.
Уважаемые читатели, напоминаем:
бумажный вариант книги вы можете взять
в Центральной городской библиотеке по адресу:
г. Каменск-Уральский, пр. Победы, 33!
бумажный вариант книги вы можете взять
в Центральной городской библиотеке по адресу:
г. Каменск-Уральский, пр. Победы, 33!
Узнать о наличии книги
в Центральной городской библиотеке им. А.С. Пушкина
вы можете по телефону:
32-23-53
Открыть описание
Из аннотации:
ОтветитьУдалить"Жорж Дантес… Кто он?
Убийца Пушкина?
Или – жалкий, растерянный юноша, запутавшийся в сети изощренных придворных интриг Петербурга, случайно узнавший слишком многое и ИЗБРАННЫЙ на роль случайного преступника?
Возможно, все было и не совсем так…
А может быть, и В ТОЧНОСТИ ТАК, как в этом блистательно тонком и поэтичном романе, в свое время ставшем одним из АБСОЛЮТНЫХ ХИТОВ русскоязычного Интернета!"