I. Почему я поехал в Цюрих
— И что же она сказала?
Открыть описание
1
— Когда вы решили, что вам следует приехать в Цюрих, мистер Стонтон?
— Когда услышал свой крик в театре.
— В этот момент и решили?
— Кажется, да. Я, конечно же, после этого подверг
себя обычному освидетельствованию, чтобы не оставалось никаких сомнений.
Но могу сказать, что решение было принято сразу же, как только я
услышал собственный крик.
— Обычному освидетельствованию? Не могли бы вы рассказать об этом поподробнее?
— Конечно. Я говорю о том освидетельствовании,
которое мы всегда проводим, чтобы определить причины своего поведения,
степень своей ответственности и тому подобное. Все было предельно ясно. Я
больше не контролировал свои действия. Нужно было принимать какие-то
меры, и я должен был сделать это до того, как это придется сделать за
меня другим.
— Расскажите мне еще, пожалуйста, о том эпизоде, когда вы закричали. Поподробнее, пожалуйста.
— Это случилось позавчера, то есть девятого ноября,
приблизительно без четверти одиннадцать вечера в Театре королевы
Александры в Торонто, где я живу. Я сидел в заднем ряду на галерке. Это
само по себе уже было необычно. Шло представление под довольно помпезным
названием «Суаре иллюзий» — выступал фокусник Магнус Айзенгрим.
Насколько я понимаю, он широко известен среди людей, которые любят вещи
такого рода. У него был номер, который он назвал «Медная голова Роджера
Бэкона».[1] Большая голова, похожая на латунную, но изготовленная
из какого-то почти прозрачного материала, словно бы плавала посредине
сцены. Не знаю уж, как это достигалось, наверно, с помощью каких-нибудь
проводов. Голова изрекала то, что могло сойти за советы кое-кому из
публики. Именно это и вывело меня из себя. Всякие рискованные глупости,
скандальные намеки — супружеские измены, маленькие сплетни, глупая
скабрезная чушь… Во мне нарастало раздражение из-за того, что подобная
дребедень может быть кому-то интересна. Понимаете, это же было
несанкционированное вторжение в частную жизнь, а иллюзионист вдобавок
явно ощущал такое превосходство над всеми… просто шарлатан, который
словно бы снисходит до серьезных людей! Я чувствовал, что завожусь, но
только услышав свой голос, я осознал, что вскочил и ору в сторону сцены.
— И что вы орали?
— А что, вы думаете, я орал? Я орал во весь голос — а
голос у меня ого-го, натренированный… Я орал: «Кто убил Боя Стонтона?» И
тут такое началось!..
— Разразился скандал?
— Еще бы! Кто-то стоявший в ложе громко вскрикнул и
рухнул как сноп. Многие начали шептаться, а некоторые поднялись, чтобы
увидеть, кто это кричал. Но они сразу же угомонились, как только Медная
голова начала говорить.
— Мнения разнятся. В новостях передавали, будто бы
Голова намекала, что это был целый заговор. Я только услышал что-то о
«женщине, которую он знал… женщине, которую он не знал», а это могло
относиться только к моей мачехе. Но я уже спешил на выход. На этом
балконе очень крутой подъем к дверям, а я был возбужден и мне было
стыдно за то, что я сделал, потому я почти ничего и не услышал. Я хотел
уйти до того, как меня узнают.
— Потому что вы и есть Бой Стонтон?
— Нет-нет-нет, Бой Стонтон был мой отец.
— И его убили?
— Конечно, его убили. Вы что, не читали об этом? Это
же не какой-нибудь там трущобный бродяга, зарезанный из-за нескольких
сотен долларов. Мой отец был очень важной персоной. Не будет
преувеличением сказать, что это была новость международного масштаба.
— Понимаю. Извините, пожалуйста, что я не знал. А теперь, может быть, пройдемся по некоторым эпизодам вашей истории еще раз?
И мы прошлись. Это продолжалось довольно долго и
было порой болезненно, но он оказался умным аналитиком, а я время от
времени осознавал, что свидетель из меня никудышный, поскольку
предполагаю, что доктор знает то, чего я ему не говорил, и то, что он
никак не мог знать. Мне было стыдно за то, что я так часто вставлял свое
«конечно», будто излагал твердые факты, а не беспочвенные домыслы; сам
бы я ни за что не стал терпеть такого свидетеля. Я смущался из-за того,
что выглядел таким дураком, причем в ситуации, в которой, как я
бессчетное число раз говорил себе и другим людям, никоим образом не
должен был оказаться: беседую с психоаналитиком и делаю вид, будто ищу
помощи, но не надеюсь ее получить. Я никогда не верил, что они могут
сделать для умного человека что-то такое, чего он не может сам. Я знаю
многих, кто полагается на психоаналитиков, но все они люди по природе
зависимые, они бы и на священника полагались, если бы жили во времена,
когда была сильна вера, или на гадалку по кофейной гуще, или на
астролога, если бы у них не хватило денег на жулика более высокого
полета. Но вот я сам сидел перед ним, и теперь мне ничего не оставалось,
как пройти все до конца.
У этого дела была и смешная сторона. Я не знал, чего
мне следует ждать, но полагал, что мне предложат лечь на кушетку и
будут задавать вопросы о моей половой жизни, что было бы пустой тратой
времени, так как половой жизни у меня все равно что нет и рассказывать
тут не о чем. Но в кабинете директора цюрихского института Юнга, на
Гемайндештрассе, не было никакой кушетки — не было ничего, кроме стола и
двух стульев, одной или двух ламп и нескольких картин — в восточном,
кажется, стиле. И доктора Чуди. И его огромной восточноевропейской
овчарки, чей взгляд, исполненный вежливого и пытливого любопытства,
таинственным образом походил на взгляд самого доктора.
— Это ваш телохранитель? — спросил я, войдя в кабинет.
— Ха-ха, — хохотнул доктор Чуди.
С подобным смешком я частенько сталкивался в
Швейцарии. Так смеются, когда вежливо признают, что вы пошутили — а
теперь, мол, шутки в сторону. Но у меня создалось впечатление
(впечатления — мой конек), что в этом насквозь швейцарском кабинетике
доктору с кем только не приходится иметь дело и что собака призвана
отнюдь не только развеивать скуку.
Вся атмосфера института Юнга, насколько мне удалось
его увидеть, озадачила меня. Это был один из тех высоких цюрихских
домов, у которых вид не жилой и не конторский, а серединка на половинку.
Мне пришлось несколько раз нажать кнопку звонка, прежде чем дверь
отворилась, а тонированное стекло ее не позволяло увидеть, идет
кто-нибудь открывать или нет; секретарша, встретившая меня, сама
походила на доктора и не ослепляла улыбкой, как то свойственно
работникам «паблик рилэйшнз». Чтобы добраться до доктора Чуди, мне
пришлось одолеть длинный гулкий лестничный пролет, навевавший
воспоминания о старой школе моей сестры. Я ни к чему такому не был
готов; думаю, я ждал найти здесь что-то, сочетающее дух клиники и
пугающую атмосферу сумасшедшего дома из плохого фильма. Но тут все было
как… в общем, это была Швейцария. Настоящая Швейцария. И хотя ничто
здесь не напоминало о часах с кукушкой, о банковских сейфах или о
молочном шоколаде, в институте царила домашняя, но лишенная особой
теплоты обстановка. Это была реальность, в пределах которой не верилось в
ее реалии, что сразу поставило меня в невыгодное положение. Направляясь
на прием к психоаналитику, я, конечно, догадывался, что утрачу толику
моей профессиональной привилегии всегда быть в выгодном положении,
однако вряд ли следовало рассчитывать, что мне это понравится.
Целый час провел я с директором, и за это время
выяснилось несколько важных вещей. Во-первых, он полагал, что некоторое
количество пробных сеансов у психоаналитика могут пойти мне на пользу.
Во-вторых, этим психоаналитиком должен быть не он, а кто-то, кого он
порекомендует, у кого есть возможность принять в настоящее время еще
одного пациента и кому он пошлет подробный отчет о нашем разговоре.
В-третьих, предварительно я должен пройти всестороннее медицинское
обследование, чтобы выяснить, в самом ли деле мне необходим психоанализ,
а не, скажем, физиотерапия. Доктор Чуди встал и пожал мне руку. Я хотел
было пожать лапу овчарке, но пес с презрением отверг мою шутку, а на
лице директора появилась ледяная улыбка.
Я снова оказался на Гемайндештрассе, чувствуя себя
дураком. На следующее утро в отель мне пришло письмо с указаниями, где я
должен пройти медицинское обследование. Еще там говорилось, что через
три дня в десять часов утра я должен явиться к доктору по имени И. фон
Галлер — меня будут ждать.
Уважаемые читатели, напоминаем:
бумажный вариант книги вы можете взять
в Центральной городской библиотеке по адресу:
г. Каменск-Уральский, пр. Победы, 33!
бумажный вариант книги вы можете взять
в Центральной городской библиотеке по адресу:
г. Каменск-Уральский, пр. Победы, 33!
Узнать о наличии книги
в Центральной городской библиотеке им. А.С. Пушкина
вы можете по телефону:
32-23-53
Открыть описание
Из аннотации:
ОтветитьУдалить"Что делать, выйдя из запоя, преуспевающему адвокату, когда отец его, миллионер и политик, таинственно погибает? Что замышляет в альпийском замке иллюзионист Магнус Айзенгрим? И почему цюрихский психоаналитик убеждает адвоката, что он — мантикора? Ответ — во втором романе "дептфордской трилогии".