Часть первая Смерть незнакомца Октябрь — ноябрь 1854
Несдержанный человек — что растрепанный моток шелка.Оуэн Фелтем. Суждения (1623).II. О решимости
1. Exordium[3]
После убийства рыжеволосого я отправился в заведение Куинна[4] поужинать устрицами.
Все оказалось на удивление — до смешного — просто. Я
шел за ним от Треднидл-стрит, где и приметил. Не знаю, почему я выбрал
именно его, а не любого другого из прохожих, на ком останавливался мой
пытливый взгляд в тот вечер. Я уже около часа бродил по улицам с
единственной целью: найти человека, чтобы убить. Потом я увидел его у
дверей Банка Англии, в кучке людей, ожидающих, когда метельщик управится
со своим делом на перекрестке. Рыжеволосый господин чем-то выделялся из
толпы одинаково одетых клерков и дельцов, уходящих с работы. Он стоял и
отстраненно наблюдал за толчеей вокруг, словно обдумывая что-то важное.
На миг мне показалось, что он собирается вернуться обратно в Банк, но
уже в следующий момент он натянул перчатки, отступил от перехода и
быстро зашагал прочь. Через несколько секунд я последовал за ним.
Мы шли и шли на запад по промозглому октябрьскому
холоду, сквозь густеющий туман. Спустившись по Лудгейт-хилл, мы вышли на
Флит-стрит и продолжили путь по ней. Потом незнакомец зашел перекусить в
кофейный дом, а по выходе оттуда свернул в узкий переулок, ведущий
напрямую к Стрэнду, — всего лишь тесный проход между высокими глухими
стенами. Я бросил взгляд на выцветшую адресную табличку — «Каин-Корт» — и
на миг остановился, чтобы снять перчатки и достать из внутреннего
кармана пальто длинный нож.
Моя ничего не подозревающая жертва спокойно шагала
впереди. Но незнакомец еще не успел достичь лестницы в дальнем конце
переулка, когда я бесшумно нагнал его и всадил нож глубоко в шею.
Я думал, он сразу упадет ничком от удара, но он,
странное дело, медленно опустился на колени с тихим всхлипом, бессильно
уронив руки — трость со стуком упала на мостовую, — и несколько секунд
оставался в такой позе, похожий на охваченного экстазом богопоклонника
перед великой святыней.
Выдернув нож, я немного подался вперед и именно
тогда заметил, что волосы у него под полями цилиндра ярко-рыжего
оттенка, как и аккуратно подстриженные бакенбарды. Прежде чем мягко
повалиться на бок, мужчина посмотрел на меня. Причем посмотрел —
клянусь! — с улыбкой, хотя впоследствии по здравом размышлении я решил,
что у него просто непроизвольно сократились лицевые мускулы, когда я
выдернул лезвие из шеи.
Освещенный тонким бледно-желтым лучом газового
фонаря в самом конце переулка, он лежал в медленно расползающейся луже
темной крови, которая странно контрастировала с морковно-рыжими волосами
и бакенбардами. Он был мертв, вне всяких сомнений.
Несколько мгновений я стоял, настороженно озираясь
вокруг. Не раздастся ли какой звук позади, в темной глубине переулка? Не
заметил ли кто меня? Нет, все тихо. Снова надев перчатки, я бросил нож
сквозь канализационную решетку и быстро спустился по тускло освещенным
ступенькам, чтобы раствориться в безликой толчее Стрэнда.
Теперь я знал, что способен на убийство, но не
испытывал никакого удовольствия. Бедняга не сделал мне ничего плохого.
Просто судьба была против него — вместе с цветом волос, который, как я
понял позже, и привлек мое внимание роковым образом. Тем вечером наши с
ним пути, к несчастью для него, пересеклись на Треднидл-стрит, и он стал
объектом моего бесповоротного намерения совершить убийство. Но не
попадись мне он, я бы убил кого-нибудь другого.
Я до последнего момента не знал наверное, способен
ли я на столь ужасное деяние, и мне было совершенно необходимо
избавиться от всяких сомнений по данному поводу. Убийство рыжеволосого
являлось своего рода проверкой, экспериментом, призванным доказать, что я
могу лишить жизни ближнего и избежать наказания. Когда я в следующий
раз подниму руку во гневе, мне надлежит действовать столь же быстро и
решительно; только тогда передо мной будет не незнакомец, а человек,
которого я считаю своим врагом.
И мне нельзя сплоховать.
Первым на моей памяти словом, употребленным для моей характеристики, было «изобретательный».
Его произнес Том Грексби, мой любимый старый
учитель, в разговоре с моей матушкой. Они стояли под древним каштаном,
накрывавшим тенью узкую дорожку, что вела к нашему дому. Скрытый от
глаз, я сидел над ними, уютно устроившись в развилке ветвей, в своем
«вороньем гнезде». Оттуда я часами мог смотреть на безбрежное море за
скалистыми утесами, мечтая однажды отправиться в плавание, дабы
выяснить, что скрывается за бескрайней дугой горизонта.
В тот день, жаркий, безветренный и тихий, я увидел,
как матушка идет по дорожке к калитке, положив на плечо раскрытый
кружевной зонтик. Ко времени, когда она достигла калитки, старый Том с
задышливым пыхтеньем поднялся на холм по тропе, ведущей от церкви.
Поскольку Том взял меня под опеку совсем недавно, я предположил, что
матушка увидела его из окна и нарочно вышла справиться о моих успехах.
— Он в высшей степени изобретательный молодой человек, — услышал я ответ на ее вопрос.
Позже я спросил у нее, что значит «изобретательный».
— Это значит, что ты умеешь ловко управляться с
разными делами, — сказала она, и я остался доволен: похоже, это качество
ценилось в мире взрослых.
— А папа был изобретательным? — спросил я.
Вместо ответа матушка велела мне бежать поиграть — мол, ей надо работать.
В детстве матушка часто ласковым, но решительным
голосом отправляла меня «поиграть», и потому я проводил уйму времени,
развлекая сам себя. Летом я предавался мечтам в своем укрытии среди
каштановых ветвей или под присмотром Бет, нашей служанки на все руки,
исследовал берег под скалой. Зимой, закутавшись в старую клетчатую шаль и
усевшись у окна, я до головной боли зачитывался «Чудесами маленького
мира» Уэнли,[5] «Приключениями Гулливера» или «Путем паломника»
(страстно любимой книгой, пленявшей мое воображение); изредка отрываясь
от чтения, я смотрел на свинцовое море и гадал, далеко ли за горизонтом и
в какой стороне находится страна гуигнгнмов или Город Разрушения и
возможно ли доплыть до них на отходящем из Веймута пакетботе. Понятия не
имею, почему название «Город Разрушения» казалось мне столь чарующим,
ведь меня приводило в ужас христианское пророчество, что он будет сожжен
небесным огнем, и я часто воображал, что такая же участь может
постигнуть нашу деревушку. Вдобавок, опять-таки не знаю почему, все
детство меня преследовали слова Паломника, обращенные к Евангелисту: «Я
обречен умереть, а по смерти предстать перед судом, но я не желаю
первого и не готов ко второму». Я знал, что при всей своей загадочности
слова эти выражают некую страшную правду, и часто повторял их про себя,
точно магическое заклинание, когда лежал в развилке каштановых ветвей
или в кровати либо гулял по открытому ветрам берегу под скалой.
Еще мне часто грезилась незнакомая местность,
фантастическая и недосягаемая, но все же отчетливо зримая и странно
знакомая, словно послевкусие на языке. Я вдруг оказывался перед огромным
зданием, полузамком-полудворцом, обиталищем некоего древнего рода — оно
щетинилось изукрашенными шпилями, крепостными вышками и восхитительными
серыми башнями с диковинными куполами, взмывающими высоко к небу и
будто пронзающими самый небесный свод. В моих грезах там всегда царило
лето, прекрасное бесконечное лето, и в небе кружили белые птицы, и рядом
простирался огромный темный пруд, окруженный высокими стенами. Чудесный
замок не имел ни названия, ни привязки к какой-либо стране, реальной
или вымышленной. Он не описывался ни в одной из прочитанных мной книг и
ни в одной из историй, мне рассказанных. Кто жил в нем — какой-нибудь
король или халиф? — я не знал. Однако я был уверен, что он существует
где-то на свете и что однажды я увижу его воочию.
Уважаемые читатели, напоминаем:
бумажный вариант книги вы можете взять
в Центральной городской библиотеке по адресу:
г. Каменск-Уральский, пр. Победы, 33!
бумажный вариант книги вы можете взять
в Центральной городской библиотеке по адресу:
г. Каменск-Уральский, пр. Победы, 33!
Узнать о наличии книги
в Центральной городской библиотеке им. А.С. Пушкина
вы можете по телефону:
32-56-09
Открыть описание
Из отзывов читателей:
ОтветитьУдалитьИстория наваждения, любви и мести, разворачивающаяся в густом лондонском тумане. Кокс любовно воссоздает атмосферу ушедшей эпохи, но весь антураж ни на миг не заслоняет у него человеческой драмы…
Daily Mail
Мастерский дебют, обязательное чтение для любителей Йена Пирса и Дэвида Лисса.
Booklist Magazine
Завораживающий роман-загадка, не уступает лучшим викторианским образцам… Размышление о несправедливости судьбы, поданное в форме зловещего, увлекательного детектива.
Observer
Роман о свободной воле и предопределении, о вере и слепой любви, о преступлении и наказании. По мастерству строения сюжета Коксу нет равных: «Смысл ночи» можно уподобить сложнейшему — и безотказному — часовому механизму.
Evening Standard
Чистое, беспримесное удовольствие. Опасное, как погоня на кэбах по затянутым вихрящимся туманом улицам. Лондон, который мы потеряли, встает с этих страниц как живой.
Independent on Sunday